– Будешь сверкать перед ребятами мокрыми штанами, отправлю в спецдетдом!

– Там с вами, с выродками врагов народа, разговаривают иначе! – подсевает Нина Ивановна.

Она пугает Витьку, но имеет в виду и Лизу. Разговор идёт при ней.

А директор спрашивает её впрямую:

– Ты хоть соображаешь, что натворила?! Напустить на ребёнка этакую зверину!

Витька пытается что-то пояснить, но лишь тянет своё бесконечное «и». Этим он мешает взрослым. И директор усиливает голос:

– Теперь тебе и следить за ним! Ясно?! Ночью будешь подниматься – будить его на ведро! Понятно?

– Понятно.

Лизе понятен не только приказ. Она уясняет ещё и то, что Витька ей – брат по несчастью.

И они становятся неразлучными.

Скоро Лиза примечает: только увидит малыш свинью, под носом его сразу становится сухо, а вся мокрень выливается из него на ботинки.

А свинья пасётся, как паслась! О Господи! Куда деться от зверей?

И девочка припоминает: в Татарске, в доме бабушки, завелись однажды крысы.

– Последнюю картошку сожрут, – завздыхала бабушка. – Придётся травить животин.

В ступе натолкла она стекла, перемешала с отрубяной кашею. Накатала колобков. Опустила стряпню в подполье. Через неделю сообщила:

– Ушли крысы. Или передохли…

Лиза находит пару плоских камней, кусок стекла. Прячется в репейнике. Колотит, трёт, ссеивает, ещё колотит… Да так, чтобы никто не видел её затеи. Потом она порошок заворачивает в крепкий лист лопуха, прячет под камень, прикидывает дёрном.

Очередь за кашей.

Но вынести что-нибудь из столовой нельзя – шмонают. И девочка умудряется: весь обед заглатывает разом, делает вид, что ей дурно. Знает: Нина Ивановна брезглива – выгонит. И не ошибается.

В зарослях репья Лиза, опять же на лист лопуха, добывает из себя съеденное. Всыпает туда стекло. Перемешивает щепкой. Подсовывает месиво под свиное рыло – оно жадно чавкает.

А тут чёрт несёт председательшу!

– Чего ты ей дала?!

Лиза ответно только улыбается. Председательша строжится:

– Подохнет – кишки из тебя выпущу!

– Не-а! – отвечает девочка. – Не выпустишь…

Недели через две свинья на улице не появляется. Вся деревня уже знает, что хавронья отказалась есть. Бабы толкуют:

– Худат прям на глазах!

– Придётся прирезать…

А вот и сам председатель идёт детдомовским двором. Он высок. Он плотен! Как собственный заплот! А бабы говорят:

– У-у-у! Романыч-то наш! Частокол!

В кабинете директора Спирик с «частоколом» призывают Лизу к ответу. Желают выяснить: можно ли есть мясо?

Но девочка по существу не отвечает, а говорит сквозь зубы:

– И других отравлю!

Спирик разводит руками и только не плачет:

– Ну что я могу поделать?! Карцер ей – курорт. Она там стихи, видите ли, сочиняет. Была бы моя воля, я бы ей насочинял – на заднице… А попробуй тронь! Чего доброго убежит – в районо жаловаться. С неё будет…

– Куда она побежит? Спиридон Васильевич! Тридцать километров до Татарска…

– А то не бегивала. Этот детдом у неё третий!

– Как знаешь! Но убытка я не потерплю!

– Какой убыток, Романыч?! – увещевает директор председателя. – Я твою свинью на кухню возьму…

Тут он спохватывается, что разговаривают при Лизе. Гонит её из кабинета. Но она, пока затворяет за собою дверь, успевает дослушать председателя:

– Ты мясом-то сперва эту сучонку накорми. Мало ли что она подсунула…

Перед обедом Лиза вдоволь наедается мяса. Сытая, она внезапно вспоминает, что сегодня у неё день рождения. Ей девять лет!

Учительница во втором классе – Ирина Еремеевна. Грузная, бровастая, усатая. Платье синее. Вырез на груди клинышком. В клинышке тело дряблое, как старая картошка. По «картошке» елозит медальон.

И всё это приказано уважать.

Ирина Еремеевна не выпускает из короткой руки длинную линейку. Ею она и указывает, и наказывает, и одобрительно похлопывает ребят по загривкам.

Букву «р» она произносит картаво: то ли мурлычет, то ли рычит.

И это положено уважать.

А в Татарске, в первом классе, у Лизы была учительница – Белоконь Ольга Николаевна! Ту хотелось называть мамой.

Если бы Ирина Еремеевна сделалась худой – наверняка летала бы в школу на метле. А такую, как бы сказала бабушка, тумбу даже ступа не поднимет.

Наказывать ребят Ирине Еремеевне нравится. Чуть что:

– Крючков! За печку!

– Ильин! За печку!

– Быстрикова! За печку!

В классе довольно прохладно. За печкой тепло. К тому же окошко напротив. Можно даже читать.

Лиза не любит учительницу, но любит читать.

Если ей удаётся раздобыть хотя бы клочок газеты, она сама добивается того, чтобы Ирина Еремеевна её наказала.

В детдоме не больно спрячешься. На улице поздняя осень. Благодать только за печкой.

Но кто-то разгадывает Лизину хитрость и ябедничает Ирине Еремеевне. В следующий раз она отбирает у Лизы чтиво. Девочка припадает к тёплой печи, неслышно плачет. А в печи оказывается щель, забитая копотью.

Ладонь случайно ложится на сажу, затем вытирает мокрое лицо. Потом Лиза настороженно выглядывает из-за печки. Хохот ошалелый.

Пока Ирина Еремеевна разворачивает от доски свою толщину в поисках причины веселья, Лиза видит на руках сажу, понимает, в чем дело, и прячется.

В наступившей было тишине опять выглядывает…

Урок сорван!

На перемене Лиза во дворе моет лицо дождевой водою, утирает подолом.

Только успевает вернуться в коридор, как тут же слышит:

– Быстрикова! К директору!

Директор школы – Игорь Васильевич Телегин. Он сильно горбат. Оттого мал ростом и сидит на стуле, подвернув под себя ногу. Но ученики готовы каждого, кто посмеет хоть чем-то обидеть его, уничтожить на месте!

Лиза тоже за месяц школьных занятий успела его полюбить. Если Игорь Васильевич идёт по другой стороне улицы, она перебегает туда, чтобы поздороваться. Хотя в деревне и без того всех всегда видно.

Не успел начаться разговор – зазвенел в коридоре звонок. Игорь Васильевич предлагает Ирине Еремеевне пройти на урок. А Лизу он спрашивает:

– Тебе нравится читать?

Девочка кивает.